Дядюшка Фу

Машина немного дёрнулась, потом взвыла мотором и, проехав каких-то пять метров, врезалась в стену штаба. Мотор заглох и в наступившей тишине отчётливо прозвучало: ну, тарзаны, теперь точно вас отправят домой…

Мы с Гришкой оказались заперты в машине, которую угнали, собираясь поехать в цирк, поскольку родители совершенно не обращали внимания на все наши просьбы, слёзы и даже небольшой шантаж. Гришка крутил руль, а я, сидя на корточках, изо всех силёнок давила на педали…на все сразу. Мы закрылись в ней самостоятельно, а вот как вылезти, не знали, дверь заклинило от удара. Да и выскочившие из штаба, на этот шум и грохот, встревоженные офицеры, не смогли сразу открыть дверцы доджа.

Они, опасаясь за судьбу детей, просто взрезали брезент крыши, благо это не составляло труда. Что им скажет старший советник, которому принадлежала машина, в тот момент никого не волновало. Убедившись, что с детьми ничего страшного не произошло, поддав пару раз нам по заднице, старшие отправили нас на расправу к родителям.

Там была прочитана очередная нотация, больше досталось Гришке, поскольку он был уже почти взрослым, осенью в школу пойдёт, а мне добавили ещё пару горячих, уверенные, что идея с угоном машины была моя. Мы стояли на пару в углу и строили планы страшной мести.

Вечером, после разбора полётов и очередных причитаний по поводу «и что делать с этими бандитами», семьям было передано решение командования: Гришка с мамой отправлялись домой, в Союз, тем более, что в нашей миссии школы не было, а я….мне были обещаны страшные кары и, по решению старшего военного советника, родителям было разрешено взять для их «малолетней бандитки» местную няню.

Дело в том, что в советской военной миссии, что находилась в Харбине, детей не было, кроме нас с Гришкой. Но меня отправить куда-либо было затруднительно, потому что и мама была офицером, тем более, даже начальником того самого военного советника. Времена были сложные, не так давно закончилась страшная война и все старались поскорее завершить дела и вернуться, наконец-то домой.

Жизнь и за рубежом у офицеров была не особо сладкой, что бы там ни говорили. Днём и ночью на службе, получали небогатый паёк, помимо зарплаты, которая тоже не всегда была. Помню, как перед Новым годом родители пришли со службы и вместо подарков принесли два мандарина и кусочек сливочного масла… очередную зарплату офицеры «добровольно» отдали полностью на покупку государственного займа «на восстановление народного хозяйства».

Так надо было… и не смей возражать. И я, видя, что родители какие-то грустные, решила их порадовать и почистила папины сапоги этим единственным кусочком сливочного масла. Сапоги хорошо блестели… Папа даже меня не ругал. А что странного? С тех пор я всегда чистила пуговицы на папином кителе специальной пастой, кажется, она называлась осидол, ( папа сочинял стихи и мы вместе распевали песенку про Осидола, который отправился путешествовать по морям)… там ещё была такая специальная пластиночка с прорезями, чтобы вставлять пуговицу, чистить её и не пачкать китель. Кстати, из этих самых облигаций государственного займа, несколько позже, мы с Гришкой вырезали красивые флажки к Первомаю. Но это отдельная песня.

Все жили небогато, даже больше…. Я помню семейные байки о том, как папу оставили как-то со мной наедине, а мама была на дежурстве. Пелёнки закончились, но молодой папаша не растерялся и меня заворачивал в старые штабные карты. Так и представляю карту с наметками военных сооружений КВЖД, обильно описанную мной. Кстати, карты были моей слабостью с самого детства.

Детского садика, естественно, в гарнизоне, тоже не было и меня таскали в штаб, где я сидела под столом и рисовала…но не цветочки. Начальник штаба схватился за голову, когда на листочках, что мне давали для рисования, углядел фортификационные сооружения…одного интересного района. А что? Красивые красные стрелочки, много маленьких деревьев, да и речка нарисована, как на детских картинках. Я сидела тихонько и молча копировала то, что видела, пока офицеры радовались, что ребёнок не капризничает и не пристаёт.

Папа решил меня отвлечь и с трёх лет начал учить чтению. Дело пошло очень быстро, читать мне нравилось. Но поскольку детских книг не было (в Харбине, разумеется, и книжных магазинов и книг было предостаточно, но… невместно «советским офицерам идти на поклон к белогвардейцам и их потомкам», как завещал местный замполит… за территорию-то и выход был запрещён…как бы чего не вышло)… вот, поскольку даже букваря не было, то читать я училась по самой доступной книге «Истории КПСС». Ну, не по штабным приказам же было это делать.

Времена такие были… Взрослые вроде немного успокоились, видя с каким интересом я читаю эту почти трёхкилограммовую книгу, мол, ей надолго хватит и в штабе будет немного тихого времени без ЧП. Но «История» мне быстро надоела, я нарисовала на обложке « страшного капээсэса» с усами и с автоматом… замполит бился в истерике, а книгу у меня отобрали.

Как-то вернувшийся из командировки в Союз, один из папиных друзей, привёз мне в подарок настоящую книгу, по его разумению, подходящую для трёхлетнего ребёнка. Это был 1954 год, точно не помню, какие там книги могли издаваться в разрушенной после войны стране…Это была маленькая книжечка, листов 6-7, не больше, серенькая бумага, чёрно-белые иллюстрации и совершенно нелепое содержание.

Книжка называлась «Дядя Кузя и его курочки» !?!? Сюжет канонический для тех лет: в колхозе живёт и работает дядя Кузя, он выращивает курочек и становится передовиком колхозного труда. И всё. Детская книга 1954 года….Зато, по вечерам, укладывая меня спать, папа рассказывал мне интересные истории, сказки и приключения, которых знал бесчисленное множество .Любимой моей сказкой в те времена была сказка про маленького Мука. Читать хотелось жутко, но читать было нечего…

В Харбине все говорили по-русски, благо потомков строителей и железнодорожников с КВЖД было много, а ещё больше русских эмигрантов и их потомков. Разумеется, все они проходили у замполита под грифом «белоэмигранты и предатели». Поэтому так строго и следили, чтобы офицеры и их жёны не шлялись по городу без контроля и вообще, поменьше контактировали со всеми, «из-за забора». Возможно поэтому, на роль моей няньки был выбран, по указаниям партработников, представитель «угнетаемого народа» местный китаец, именно китаец, так как женщины не работали в семьях «белых варваров».

Вот в один прекрасный день, мне и принесли вдруг новость про няню. Я с самого утра сидела и ждала прихода няни, представляла её, разумеется, Ариной Родионовной, о которой рассказывал мне папа, читая любимого Пушкина, он знал наизусть все его стихи, всего «Евгения Онегина». Кстати, вместо колыбельных, чаще всего он пел мне арии из оперы «Евгений Онегин». Я сидела и ждала, скромно сидя на табуреточке и аккуратно сложив на коленях ручки, как примерная девочка.

И она появилась, вернее, он, нянь мой. Мама провела в комнату невысокого роста, худенького китайца, почти лысенький, жиденькая бородёнка в три волосинки и классическая конусообразная соломенная шляпа. Мама нас познакомила и сказала, что его зовут Ли Фу Ань и что он будет со мной заниматься, чтобы я не шкодила и не « создавала головную боль на всю миссию». Сколько ему было лет, я так до сих пор и не знаю, какой-то неопределённый возраст, как у всех китайцев.

Когда я спрашивала дядюшку Фу сколько ему лет, от смеялся и отвечал, что уже давно забыл и перестал считать свои года. А поскольку боги каждый день дают нам возможность проснуться и начать новый день, то стоит просто радоваться жизни и стараться прожить этот день не напрасно. Так я и познакомилась с чудесным человеком, дядюшкой Фу. И у меня началась совершенно замечательная жизнь, благо все взрослые, наконец-то успокоились.

Дядюшка Фу ходил в своеобразной одежде, как и все местные, в чём-то вроде рубашки и коротких штанов, сплетённых из рисовой соломы, разумеется, босиком. Мама не могла перенести такого варварского облика и подарила дядюшке Фу папины старые галифе и рубашку, тот был бесконечно счастлив и непрестанно кланялся, бормоча благодарности. А чтобы мой нянька не бродил по квартире босиком, дядюшке Фу были презентованы и старые штиблеты — тут восторгу няни не было предела вообще. И моим тоже, я называла своего дядюшку Фу маленьким Муком, потому что он со своими маленькими ступнями в папиных огромных штиблетах ужасно его напоминал.

По утрам дядюшка Фу приходил босиком, в своей обычной хламиде, зажав под мышкой узелок с парадной одёжкой, а потом, тщательно вымыв ноги и руки, торжественно переодевался в цивильную одежду. Выглядел он, конечно же, очень смешно, мне куда больше нравились его старые наряды. По-русски дядюшка Фу говорил довольно хорошо, но своеобразно, впрочем, мы с ним друг друга прекрасно понимали с самого начала.

Дядюшка Фу полностью взял наше немудрёное хозяйство на себя, чему мама поначалу противилась, поминая пресловутую «эксплуатацию рабочего класса», но вскоре смирилась. С продуктами была напряжёнка, паёк офицерский был довольно скудным…ну, что там было…перловка, немного макарон, тушёнка, иногда чуть-чуть печенья, да ещё какая-то мелочь. Дядюшка Фу довольно быстро перевёл питание нашего семейства на китайские рельсы. Он стал готовить какие-то вкусные каши со всякими травками и приправками, обалденной вкусноты супы из чего угодно (мама благоразумно перестала задавать вопросы « а из чего это сварено»?).

Дядюшка Фу готовил вкусные обеды не только мне, но и родителям и относил их в штаб, устраивал постирушки, наводил порядки в доме и даже устроил крохотный огородик под окнами кухни и выращивал там всякие травки-приправки. Меня он привлекал ко всем своим делам, попутно объясняя, что и зачем он делает. Дядюшка Фу рассказывал мне разные сказки, как я сейчас понимаю, с воспитательными подтекстами, сам не обладая никакими профессиональными навыками. Например, он рассказывал историю про молодого ленивого монаха Лю, которого жизнь учила через тумаки и синяки.

Он рассказывал, что боги создавали человека очень умного и умелого, что они дали каждому волшебные руки, которые умеют делать всё на свете и с которыми ни один человек не пропадёт. Но человек ленив немного и постоянно забывает напоминать своим рукам об их умениях, не тренируя их и упражняя. А если ничего не делать, то руки очень быстро забудут все свои умения и ты останешься на белом свете, как ленивый Лю полным неумехой.

Дядюшка Фу учил меня есть палочками и жарить рисовые колобки, учил завязывать секретные узлы одной рукой и садиться на шпагат, сам он это проделывал просто виртуозно. Он показывал мне разные полезные травки в нашем огородике и по пути на рынок, учил меня петь смешные песенки и жонглировать пиалушками, показывал, как можно с помощью верёвочки и нескольких палочек связать в узел какие угодно неудобные к переноске вещи, учил плести из соломы и веточек корзинки и коробочки и показывал как лазить по деревьям с помощью обыкновенной верёвки, что меня, естественно, радовало чрезвычайно.

Дядюшка Фу позволял мне стирать вместе с ним… ставили на крылечке тазик, там он стирал мои одёжки, а я рядом, в маленькой мисочке полоскала носовые платки и свои носочки. Готовит на кухне мой умелый нянь и мне показывает и разрешает жарить креветок на сковороде, подбрасывая их над огнём.

С его лёгкой руки, креветки у нас в доме не переводились, к удивлению соседей, не привыкших к такой еде «тараканы какие-то» — хихикали они. А креветки по тем временам были самой дешёвой едой, но один маленький юань можно было купить целую корзину этих вкусняшек. А килограмм свинины, не самого лучшего сорта, да ещё с костями, стоил почти сто юаней. По-китайски слово креветки звучит как « пи – пи – ся», что меня ужасно забавляло, но понимая реакцию мамы, мы с дядюшкой Фу предпочитали их называть по-русски.

Опять же, с подачи дядюшки Фу, не сразу правда, сопротивлялась мама, а папа, наоборот, только приветствовал, мы в семье начали пить самые разные сорта китайского чая, а позже, и травяные настои. В их пользе убедилась мама, после этого проникшаяся к дядюшке Фу искренней признательностью. Пройдя всю войну, папа был ранен только один раз, но как артиллерист, получил несколько очень тяжёлых контузий, от последствий которых страдал всю свою дальнейшую жизнь. Я понимаю теперь, что он страдал тяжелейшими мигренями, но в те времена головная боль не являлась причиной отсутствия на работе, да и вообще, считалась «дамской болезнью».

Когда менялась погода и небо становилось ясным и чистым, с пролетающими белыми облаками, то, что папа называл « победный ветер ясный день», папа буквально сваливался с жесточайшей головной болью. Но надо было идти на службу, надо…это вечное «надо». Дядюшка Фу, понаблюдав за страданиями моего отца, принёс и стал ему заваривать какие-то травки. Уговаривать не пришлось, папа был готов выпить хоть чашку яда, лишь бы не болела так голова.

Ко всеобщему удивлению, головные боли проходили буквально через 3-5 минут после того, как бывала выпита пиалушка травяного чая. С тех пор у нас в семье многие годы хранилась простая крестьянская пиала, никакая не драгоценная тончайшего фарфора, а тяжёлая, глиняная, с иероглифом «хань» на боку. В общем, пока мы жили в Харбине и пока у нас хозяйничал дядюшка Фу, папа забыл про все свои хвори, чему был несказанно рад.

Дядюшка Фу постоянно занимал меня всяческими делами, но мы и отдыхали тоже. Он научил меня и я довольно ловко и с удовольствием играла с ним в го и ма-джонг. Он учил меня писать иероглифы кисточкой и тушью, заставляя переписывать бесконечное число раз, чтобы рисунок выходил ровным, красивым и осмысленным. С его лёгкой руки, в отсутствии русских книг, я начала потихоньку писать и читать простые иероглифы. Во всяком случае, на рынке свободно разбирала надписи на товарах. И вот это было самое интересное….

За продуктами дядюшка Фу ходил на местный рынок, вначале один, а вскоре и вместе со мной, потому что он не мог меня оставить одну, это на всякий случай. Я с огромной радостью стаскивала с себя очередное «приличное» платьице, дядюшка Фу уже давно принёс мне местную одежонку и я нацепляла на себя рубашонку и короткие штаны, удобные и практичные. А главное — мы шли босиком! Это была радость неописуемая, разумеется, сандалики я снимала только за воротами военного городка. И так приятно было шлёпать босиком по дорожной пыли, такой мягкой, мелкой и тёплой.

А потом начинался праздник… праздник и путешествие по местному базару. Чего тут только не было…и цирк, куда я так рвалась всей душой, и какие-то невероятные вкусности и удивительные фрукты, а какие люди и события, от петушиных боёв до фокусников и шпагоглотателей. Дядюшка Фу обо всём подробно рассказывал, задерживаясь у интересных мест и людей, не дёргал меня попусту, не торопил, а просто крепко держал за руку.

Он разрешал мне пробовать местные сладости и вкусняшки. Ну вот, например, любимые мной рисовые пончики. Представьте картину: прямо на голой земле сидит огромный, толстый-толстый китаец, одетый только в какую-то набедренную повязку, весь потный и не очень чистый. Он широко расставил ноги и между ними, справа стоит жаровня, на ней котелок, где кипит соевое масло. А слева на плетёном подносе лежит большой комок рисового теста.

Китаец отрезает огромным острейшим ножом кусок теста и начинает его вертеть и крутить в ладонях, делая длинную колбаску. При этом он что-то напевает и успевает даже прихлопывать ладонью по своей ляжке, во время изготовления этой колбаски. Потом он начинает крутить это кусок теста над головой, делая его всё длиннее.

Затем, после раскручивания , китаец одним взмахом прилепляет один конец колбаски теста куда-то себе в район правой лопатки, вытягивая второй конец и делая кусок длиннее. Потом лёгким движением плеча отлепляет колбаску от одной лопатки и, взмахнув ею в воздухе, прилепляет к другой лопатке. Колбаска делается всё длиннее… а китаец потный, а вокруг тоже не ресторан, а просто восточный базар… и все эти движения такие ладные, такой ритм и такая смешная песенка, что диву даёшься.

Потом, когда колбаска сделалась очень длинная, мастер одним молниеносным движением кидает её себе на бедро и тут же, острейшим ножом быстро режет на кусочки, сметая их в котелок с кипящим маслом. Пончики всплывают, надуваясь и приобретая красивый золотистый цвет. Китаец опять же, молниеносным движением, нанизывает пару пончиков на деревянную палочку, чуть присыпает сахарной пудрой и протягивает мне с поклоном: мадама, понсик!

Самые вкусные на свете рисовые пончики! Дядюшка Фу позволяет мне ещё парочку слопать, но после этого я уже еле иду и он берёт меня на руки, вернее, на закорки. У него на спине такая приспособа, что-то вроде скамеечки, так переносят детей, аналог сумки-кенгуру нынешней, я усаживаюсь и продолжаю рассматривать всё интересное.

Но чаще всего я шлёпаю по рынку, держась за руку своего няня, вокруг так много интересного! Вот дядюшка Фу остановился возле прилавка с овощами и о чём-то беседует с торговцем, а я увидела неподалёку толпу, наблюдающую петушиные бои. Мне непременно нужно туда! Нет, бои меня не интересуют, я ещё в том возрасте, когда всё живое жалею и одушевляю. Просто там, где дерутся петухи, можно подобрать несколько роскошных перьев, а они очень нужны для игры «в индейцев»… при выходе «на тропу войны» ( в миссию привозили чаще всего американские фильмы, в том числе и «про индейцев»). Можно просто подобрать эти сокровища и не придётся гоняться за петухом Васькой по всему двору и выслушивать вопли и проклятия тёти Зины, жены замполита и, по совместительству, хозяйки петуха.

Я, видя, что дядюшка Фу увлечён разговором, тихонько делаю пару-тройку шагов в сторону и собираюсь быстренько метнуться за петушиными сокровищами, но…тут же чувствую, что меня ловят за шиворот и возвращают обратно. Он что, спиной видит, что ли? Я огорчённо присаживаюсь на корточки и начинаю рассматривать зелёного жука, который что-то катит в передних лапках… как бы его поймать и притащить домой… Тут же, меня поднимают и дядюшка Фу даёт мне две половинки груши… руки заняты и жук спокойно уползает дальше.

Ну, ведь только что был занят разговором и выбором овощей, каким образом у него в руках появился маленький ножик, как он молниеносно очистил грушу, вырезал сердцевинку и дал мне в руки? Я пристаю к дядюшке Фу с просьбами показать этот фокус ещё раз и рассказать, где он прячет ножик, но в ответ мне говорят: а вот когда научишься приседать и присядешь тридцать раз, тогда и покажу!

Это тоже отдельная песня…Когда мы возвращаемся с рынка, дядюшка Фу моет меня на крылечке нашего деревянного дома, тазик с водой оставлен там с утра, чтобы вода немного нагрелась. Там я переодеваюсь в «приличную» одежду, как и положено девочке. Но погода бывает разной, не всегда вода успевает нагреваться и когда дядюшка Фу поливает меня из ковшика, я ору во всё горло…но мытьё продолжается. Соседи пытались было жаловаться маме на «издевательства косоглазого», но папа был очень рад и моментально остановил начавшийся было скандал.

Мытьё на крылечке продолжалось до первого снега. Во всяком случае, когда вся миссия по осени слегла с гриппом и даже были вызваны врачи из Хабаровска, только два человека не заболели и продолжали резво скакать по утрам у крыльца, это были я и дядюшка Фу. Любые мои просьбы о каких-то, не вписывающихся в привычное русло, просьбах, дядюшка Фу встречал предложением….научиться хотя бы стоять на одной ноге с закрытыми глазами, считая до тридцати. « Одинокая цапля смотрит на луну». Скажете: просто? А вы попробуйте сами….

Стоя на одной ноге, вторую, скользя по голени до колена поднять, сложить руки перед грудью вместе и закрыть глаза…попробуйте сами! Когда я научилась стоять до пяти минут в такой позе, мне было предложено приседать на одной ноге ( а когда научишься, я покажу тебе фокус с ножиком). Меня учили падать спиной назад, в любую сторону, при этом делая кувырок и вскакивая по ходу движения. Звучала команда «хэй», она могла прозвучать в любой момент и я падала, кувыркалась и вскакивала.

Мама пыталась протестовать, увидев как я делаю мостик после очередного няниного «хэй»…в платьице, но папа опять пресёк бунт на корабле и мне, наконец-то, разрешили ходить не в платьицах, а в приличной одежде китайской девочки, в курточке и удобных штанишках. Мне ужасно нравились такие игры и к вечеру я, разумеется, ухайдакивалась до предела.

Родители возвращались со службы, а их непоседливый ребёнок уже мирно спал в чистой пижамке, умытый и накормленный. Перед сном, укладывая меня, дядюшка Фу рассказывал мне китайские сказки, забавные и поучительные, пел колыбельные песенки. Я до сих пор помню его колыбельные и любимую сказку про глупого зайца, хитрую обезьяну и кувшинчик пива…

Население миссии вздохнуло с облегчением, когда появился дядюшка Фу. Никто не взрывал самодельные петарды, никто не прыгал с дерева на крыльцо штаба с тарзаньим воплем. Это была моя фишка! Когда первый раз, в очередную субботу привезли американский фильм про Тарзана, я была потрясена, я была опрокинула и ошеломлена. Вот это жизнь! Фильм показывали у нас раз пять, и, разумеется, я его смотрела вместе со всеми обитателями миссии.

Народ пытался подражать воплю главного героя (взрослые дядьки, прошедшие всю войну, приняв на грудь несколько капель, пытались воспроизвести вопль человека-обезьяны), но здесь мне не было равных. Оказалось, что я лучше всех ору по-тарзаньи, поэтому мне многое прощалось, если кто-то просил воспроизвести этот замечательный вопль.

А иногда нам удавалось попасть в цирк, если оставалось время от хозяйственных дел. На рыночной площади стоит брезентовый шатёр, а попросту советская армейская палатка УСБ, а там несколько рядов скамеек и что-то вроде арены. Летом брезент раскаляется до адской температуры и поэтому, для вентиляции, нижнюю часть брезента поднимают над землёй. Великолепная возможность для местных мальчишек попасть на желанное представление.

Я тоже так хотела и дядюшка Фу мне разрешал, хотя мог купить билет. И я вместе с местной пацанвой, в таких же соломенных штанцах, в китайской шляпе конусом, с двумя крысиными хвостиками вместо косичек на голове, пробиралась под скамейками, в пыли и разном мусоре. Общалась я с ними свободно, переругиваясь с мальчишками, толкаясь и смеясь. Была своим человеком, благо этого не видела мама.

Под скамейками можно было найти монетку или ещё что-то интересное и, отодвинув в сторону ноги сидящих, пробраться к самой арене и с восторгом наблюдать представление. В шатре стоит ужасная жара и поэтому внизу, вокруг арены, ходит «вентилятор», как называют его местные. Это специальный человек, он носит за спиной глиняную бутыль с водой, а впереди, в сумке, у него есть несколько тряпок.

Взмокший от жары и желающий освежиться, человек кричит откуда-то сверху «шоу шанго» (так и хочется произнести сакраментальное «шоу маст гоу он» — шоу должно продолжаться!) и в его сторону летит мокрая тряпка, которую тот ловит . Жаждущий вытирает пот, обтирает тряпкой своё лицо и… кидает тряпку обратно с возгласом « ля шо». Хозяин «вентилятора» мочит тряпку и ждёт следующего возгласа…кидает…отжимает… Вот такой сервис в китайском цирке тех времён.

Ну а само представление, это что-то невероятное. Меня на всю жизнь поразили не фокусы, не дрессированные собачки, а жонглёры! На арену выходят несколько красивых девушек, у них в руках по паре ведёрок с водой, связанных верёвкой. Затем девушки начинают раскручивать эти ведёрки так, что вода не выливается, а потом начинается фантастика: они прыгают, делают сальто, строят пирамиды и совершают какие-то невероятные акробатические трюки. При этом, у каждой в руках продолжает крутиться верёвка с ведёрками полными воды. Разумеется, после возвращения домой, я начинаю пробовать проделать что-то подобное.

Всё вокруг мокрое, разбита мамина любимая вазочка и дядюшка Фу начинает уборку и обещает заклеить вазу так, что никто не заметит. После этого дядюшка Фу на рынке, в жестяной лавке, заказал и купил мне два маленьких ведёрка, выкрашенных весёленькой жёлтой краской. Он показал мне как надо крепко связывать их верёвкой, чтобы она не развязывалась, а если дёрнешь за хвостик, то сразу узел распадётся. Он сам крутил эти ведёрки на верёвке очень ловко и учил меня. Вскоре я уже вовсю крутила жёлтые ведёрки, полные воды и приседала с ними в руках.

А потом мы возвращались с рынка, полные впечатлений и покупок. Дядюшка Фу нёс овощи, рис, фрукты и всякие приправы на бамбуковом коромысле. Две плоские соломенные корзины, привязанные к бамбуковой палке, наполненные покупками, а сам он семенит босыми ногами, быстро- быстро, при этом ни коромысло, ни нагруженные корзинки даже не шелохнутся. Куда там Майклу Джексону с его лунной походкой, пусть тот нервно курит в сторонке. Я еле успеваю за своим нянем, крепко держа его руку. А когда устану, то меня просто сажают в одну из корзин, перекладывая покупки в другую…. И, мелко семеня, дядюшка Фу продолжает свой путь домой…

К моему огромному сожалению, к началу зимы, почти через год после появления дядюшки Фу, миссию срочно расформировали и мы всем кагалом отправились домой, в Союз. Как я рыдала, как я просила, чтобы мама с папой забрали с собой моего любимого дядюшку Фу! — — У него же нет никого, он одинокий сирота, он же пропадёт без меня — плакала я во весь голос и обещала самые невероятные послушания: я буду пить рыбий жир каждый день! Даже три раза в день, да хоть десять, только давайте возьмём моего Мука с собой! Я буду играть на вашем пианино хоть целыми днями и платье не буду надевать задом наперёд…и ругаться не буду по — китайски, и по-русски тоже….и подарков мне не надо на день рождения, и самого дня рождения не надо!

Всё было бесполезно. Дядюшка Фу крепко обнял меня на прощание, сказал на ушко, чтобы я не забывала напоминать своим рукам, что они умеют всё на свете и подарил мне крошечный китайский меч, настоящий, в ножнах и с красной кисточкой на рукоятке, только очень маленький. Мама, разумеется возмущалась: ну что за подарок девочке! И ещё подарил мне маленького божка Хотея, вырезанного из кости, пузатого и улыбающегося, сказав, что если его погладить по животу триста раз, то может исполниться любое желание.

Мы возвращались домой в спальном вагоне поезда «Пекин-Москва». Жёны офицеров расхаживали по вагону в роскошных халатах с драконами и пионами, офицеры щеголяли в полосатых пижамах и курили трубки, сидя на откидных скамеечках у окна в коридоре. А я лежала на верхней мягкой полке международного вагона и горько плакала, поглаживая животик моего маленького божка Хотея. Рыдала и всё повторяла: нинь хао, во ай ни, мой милый дядюшка Фу, во ай ни…

Ах, милый, милый дядюшка Фу… ты осветил мне и сделал счастливым и интересным кусочек детства и оставил в душе моей такой след, что я до сих пор помню всё до мельчайших подробностей и благодарна тебе была всю свою жизнь. ….во ай ни… синь шошо… во ай ни….